Чудеса там где в них верят.
Стылое белое солнце слепит.
Губы твои целуя до алого,
жжется, доводит до дрожи
холод.
Или мысли, что так и не станут словами,
или яростно-синее ясное небо
твоих взглядов из-под темных рестниц.
Как ты будешь смотреть на меня,
моя юная королева,
если я твои тонкие пальцы сожму в своих?
Снежным кружевом плавно-правильно
риурос вплетается в косы, черные, словно ночь.
Нестерпимо болит изнутри, неизбежно плавится,
под запретами кодекса чести и собственных клятвенных слов,
ставших страшным безумным обманом.
Я хочу согревать поцелуями руки твои,
и холодные слезы сцеловывать с твоих нежных щек.
Умоляю, миледи, не береди мою сокровенную рану,
моя драгоценная девочка, умоляю.
Да здравствует король!
Губы твои целуя до алого,
жжется, доводит до дрожи
холод.
Или мысли, что так и не станут словами,
или яростно-синее ясное небо
твоих взглядов из-под темных рестниц.
Как ты будешь смотреть на меня,
моя юная королева,
если я твои тонкие пальцы сожму в своих?
Снежным кружевом плавно-правильно
риурос вплетается в косы, черные, словно ночь.
Нестерпимо болит изнутри, неизбежно плавится,
под запретами кодекса чести и собственных клятвенных слов,
ставших страшным безумным обманом.
Я хочу согревать поцелуями руки твои,
и холодные слезы сцеловывать с твоих нежных щек.
Умоляю, миледи, не береди мою сокровенную рану,
моя драгоценная девочка, умоляю.
Да здравствует король!